- Аминь, - ядовито усмехнулся отец Онуфрий, провожая улепетывающую тварь сожалеющим взглядом. Не додавил!
Так что Лихорадки постепенно сбавляли пыл, действуя все осторожней и разрозненней. Отец Онуфрий пугал их до дрожи в чахлых коленках - даже сама Моровая Дева опасалась встретиться лицом к лицу с грозным архиереем.
Однако священникам хватало работы и без Лихорадок. Нечисть зашевелилась. Судья мертвых, древний демон Вий послал клич, и этот клич выпустил на свободу целые полчища бесов всех пород и мастей. На кладбищах поднимались упыри, из ручьев и речек выползали караконджалы, в домах все чаще объявлялись мары, по дорогам носились встречники. Умножились пропажи детей - младенцев из зыбок похищали отвратительные старухи-богинки, ребята постарше попадали в мешки кошмарных Бабаев.
С каждым днем церковные колокола звонили все громче.
После ряда мелких и крупных неприятностей, прокатившихся в дружине, воевода Самсон с отцом Онуфрием устроили большую совместную проверку. И схватились за головы - среди княжеских гридней обнаружилась целая дюжина лембоев. Какой дьявольской хитростью этим тварям удалось затесаться в дружину, выяснить так и не сумели, но после того дня воев обязали носить кресты не под платьем, как раньше, а снаружи. Чтоб сразу видно было - свой, православный!
Да и против нечисти, случись что, дополнительная защита будет. Креста, конечно, далеко не всякая погань боится, но все же многие, многие…
Над Кащеевым Царством садилось солнце. В тронном зале Костяного Дворца у окна стояли Тугарин и Калин. Огромный людоящер и невысокий татаровьин в своей неизменной шапке смотрели на небозем с равной задумчивостью, размышляя об одном и том же.
Яга Ягишна, сидящая на рундуке в углу, неотрывно смотрела на золоченую клетку. Из клетки на нее в ответ смотрел огромный сокол - не мигая, не шевелясь. Гордая птица изрядно исхудала, оперение утратило былой лоск, но глаза горели прежним огнем.
- Молчишь?… - ласково обратилась к нему баба-яга. - Все молчишь?… Обычной птахой прикидываешься?… Да ты умишком пораскинь - ну хто ж тобе поверит?… Неужель я оборотня не отличу? Глазыньки-то не спрячешь, не спрячешь буркалы свои - они ведь у тебя не птичьи, ох, не птичьи…
Сокол молчал.
- Ну открой клювик-то! Скажи хоть словечко, светик мой! Чего стыдишься-то?… У-у-у, волховы сыночки, дурное семя! Все вы одним миром мазаны, все козни против меня, бедной бабушки, умышляете!…
Сокол молчал.
- Смотри, Финистушка, думай сам… - гаденько ухмыльнулась бабка. - Коли клювик откроешь, смилостивишься надо мной, старой, так я тебе водицы испить дам… А может и вкусненьким чем угощу… Мяском или кашкой… А коли нет - так и сиди, как дурак, подыхай с голоду!…
Сокол молчал.
- Ой, дурак, ну и дурачина же… Што - думаешь, выручат тебя брательники?… Выручат, да?… Ой, не думай, не надейся зря!… Бречиславка с Яромиркой, поди, еще и не ведают, что ты в клетку попался! А коли и проведают - так тоже толку большого не будет! Отсюда им тебя вовек не изъять - только зубы да рога попусту обломают! Оборотни вы проклятушшы, сестрицы моей племяннички!… Уж и попортили же вы мне кровушки, давно надо было со свету вас сжить…
Сокол молчал.
- Да ты смотри, дело твое… Хочешь молчать - молчи себе. У меня-т времени вдосталь… а вот у тебя с этим как?… Вон, вона, перушки-то уже выпадать стали… а отошшал-то как, отошшал!…
Сокол молчал.
- Что, все молчит, проклятый? - обернулся Калин. - Может, ему того… перья прижечь? Небось, как ткнем головней в задницу, так живо говорливый станет…
- Ты, Калин Калинович, зазря не беспокойся, голодом да жаждой морить - оно надежней будет, - со знанием дела возразила баба-яга. - Это он сейчас такой бравый, а вот поголодает еще седмицу-другую…
Тяжелая дверь резко распахнулась, и в тронный зал ворвался Соловей Рахманович - взволнованный донельзя, с колдовским блюдом в руках.
- Змиуланыч… Калиныч… бабушка Яга… - запыхавшись, кивнул он. - Поздорову, други…
- Ты чего такой всполошенный, Рахманыч? - весело спросил Калин. - Пожар где, аль потоп? Не помер ли кто, часом?
- Нет… а только может! Гляньте-ка, сыскалась пропажа-то наша!
Он плюхнул блюдо на стол, рядом с птичьей клеткой, и размашисто махнул наискось огрубелой ладонью. В древнем фарфоре поплыли образы - множество домов, крепостная стена, огромный дуб посередь двора…
- Ой, наш котик!… - обрадовалась было Яга Ягишна.
Но радость тут же прошла - кот Баюн, сидящий на позолоченной цепи, выглядел не слишком веселым. Он сердито вышагивал вокруг дуба, задрав хвост трубой, тянул за собой цепь и время от времени тоскливо мяукал. После очередного «мяу» из какого-то окна вылетел сапог, угодив огромному коту точно по морде.
- На цепь котика посадили… - сокрушенно пробормотала баба-яга. - Да как же это так вышло?…
- Только сейчас увидел… - скомкал в руках шапку Соловей. - Не знаю, сколько уж он там… На той седмице поглядывал за ним - все в порядке было, в лесу мышковал…
- А ведь говорили ему, мышееду блудливому, не гуляй далеко от дома, не гуляй!… - озлобленно фыркнула баба-яга. - Догулялся, бродяжник проклятый, доколобродился!
Калин смотрел на волшебное блюдо молча, озадаченно хмурясь. Финист Ясный Сокол, также поглядывающий в ту сторону, ехидно поблескивал глазами.
А вот Тугарин думал недолго. Могучее сердце людоящера не успело сделать и десятка ударов, а он уже принял решение. Тяжеленный кулак с грохотом ударил по столешнице, чешуйчатые губы разомкнулись, обнаружив два ряда крохотных острых зубов, и хрипло процедили: