Преданья старины глубокой - Страница 121

121

- Непременно приказать! - оживился Джуда. - Вина лучшего, мясца жареного, да девицу покраше… может, все-таки вон ту, с золотой косой?

- Никак нельзя, цветик мой, никак нельзя! То супруга царя нашего - младшенькая. Что Кащеюшка скажет, коли узнает? Вся ваша дружба прахом пойдет - не простит он тебе такого. Да и мне не простит, что не уберегла. С ним, с ним самим уговаривайся, когда воротится…

Баба-яга открыла дверь, пропуская Джуду вперед. Тот, как всегда, летел в полусажени над полом - к старости карлик-колдун совершенно перестал ходить ногами, предпочитая парить в воздухе.

- Обожди меня здесь, красавица, я мигом ворочусь! - приказала Яга Ягишна, сурово грозя Василисе пальцем. - Смотри - ничего не трогай, не то накажу!

- Конечно, бабушка, будь покойна, - приветливо улыбнулась Василиса, хлопая длиннющими ресницами.

Но как только дверь за старухой закрылась, княгиня тут же бросилась следом и прижала ухо к блестящей поверхности. Летящий Джуда не издавал никаких звуков, кроме чуть слышного шороха бородой по полу, но шарканье и стук старушечьих ног не различил бы только глухой. С каждым мигом они становились тише, удаляясь все дальше.

Удостоверившись, что Яга Ягишна ушла, Василиса кинулась обратно - к полкам, сундукам, ларцам и скрыням. Дверь осталась незапертой, но бежать кащеева жена даже не думала - чудесную шапочку старая ведьма прихватила с собой, а без нее по Костяному Дворцу долго не пробегаешь. Первый же кустодий сцапает и вернет обратно - только хуже будет.

Поэтому Василиса торопилась пользоваться редкой возможностью. Она спешно рылась в колдовской сокровищнице Кащея, выискивая что-нибудь, что-нибудь… да что угодно! Конечно, из благоразумия она не притрагивалась ни к чему неизвестному - ей ли, Премудрой, не понимать, к чему может привести подобное? Коснись палочки бабы-яги без спроса - каменной статуей оборотишься. Дотронься до кончика кнута-самобоя - лошадью станешь. Возьми голой ладонью стебелек разрыв-травы - без руки останешься. Вдохни аромат сава-травы - умом рехнешься. Отвинти винты с Перстня о Двенадцати Ставешках - вовсе не обрадуешься.

Поиски продолжались долго. Время от времени Василиса отбегала к дверям, прислушиваясь - не возвращается ли баба-яга? Несколько раз ее вспугивали шумы снаружи - грохот ужасных машин горных карлов, звон оружия и доспехов, рев пылающих костров, печальный вой навьев - к Костяному Дворцу каждую ночь подходят десятки мертвецов, поднятых Моровой Девой. Один раз Василису всполошил тонкий свист, разрывающий самые уши, - видно, Соловей Рахманович на кого-то всерьез рассерчал.

Но чуть только все стихало, она снова принималась за дело, снова пересматривала и перетряхивала диковинные вещицы, все больше отчаиваясь найти хоть что-нибудь полезное… но тут Доля ей наконец улыбнулась. На одной из полок Василиса заметила махонький ларчик из черного оникса, открыла его… и замерла с разинутым ртом. На бархатной подушечке мирно возлежала удивительная трава о шести листах. Третий, пятый и шестой листочки - обычные зеленые, но первый - синего цвета, а второй и четвертый - красные.

А на тоненьком корешке буренькие капли - кровь запекшаяся.

Василиса ахнула, протерла глаза и торопливо схватила чудесное растение, пряча его за пазуху. Вот уж чего она не чаяла найти, так это Симтарин-траву. На свете есть немало волшебных приворотных средств - корень Ибрагим, трава кукоос, трава одан… да все и не перечислишь. Но сильнее Симтарин-травы нет ни одного - ей не воспротивишься, не отразишь, не убережешься. Смажь это растение собственной кровью - и вкусивший его полюбит тебя всей душой, отныне и навек, безоглядно, беззаветно…

Симтарин-трава растет не в земле, не в воде - ее семя нужно высаживать только в сердце живого человека, и только в нем оно проклюнется и зацветет, только горячая человеческая кровь напоит его досыта. Злое это колдовство, черное, проклятое, но сильнее его приворотов нет. Говорят, какая-то колдунья в древние времена таким образом сумела влюбить в себя даже бога…

Скрипнула дверь. Василиса едва успела вернуть на место опустевший ларчик и отскочила как можно дальше. Сердце истошно колотилось, грудь вздымалась и опускалась - ее едва не застигли на месте преступления!

Но это оказалась не баба-яга. В залу вступил огромный дивий, равнодушно поводя вокруг глазами-щелями. Следом вошли два молодых татаровьина в легких кольчужках, а за ними - сам Соловей Рахманович. В руках старый полувелет бережно нес золоченую птичью клетку - в таких здесь держат страшных жлезнокоготных коршунов, несущих дозор в поднебесье Кащеева Царства.

Но на сей раз в клетке находился не коршун. Нет, за толстыми прутьями лежал на боку прекрасный сокол в золотом оперении. Василиса еще никогда не видела такой красивой птицы - когти несравненной остроты, точеный клюв, гладкая грудка, перышко к перышку, и каждое точно из золота отковано. Но глаза затянуты мутной пленкой, лапы скрючены и поджаты, крылья сложены - дивного сокола не то усыпили, не то оглоушили.

- Где бабушка Яга? - хрипло спросил Соловей, недружелюбно глядя на Василису.

- Занята бабушка, гостя дорогого привечает, - ласково ответила та, хлопая глазами с милой наивностью. - Господине Соловей, а что это за птичка?

- Не твоего ума дело, девка, знай себе помалкивай, - грубо огрызнулся старый разбойник. Ласковый голос и взор невинной девы его не одурачили. - Ты чего здесь одна? Небось, украсть чего решила?… А ну, в глаза смотреть, карманы вывернуть!

- Да я…

Дверь снова открылась, перебив Василису на полуслове. Воротилась Яга Ягишна, сопровождаемая татаровьином-скотником - он тащил бадью горячего навоза. Аж паром исходит - видно, только-только из чьих-то кишок вышел.

121