Преданья старины глубокой - Страница 113

113

Топор, схваченный охотником для защиты, отлетел в сторону, выбитый резким ударом, по руке несчастного протянулись четыре кровавые полосы - следы от когтей. А в следующий миг орущий от ужаса и боли Марендя взлетел в воздух, схваченный могучими лапищами Очокочи, и был прижат к груди, словно старый друг, не виденный много лет…

Только вот к груди топорогрудые сатиры прижимают исключительно охотничью добычу.

На крики из чума вышли Кащей, Карачун и Пущевик. Их взору предстал измазавшийся в крови рикирал дак, жадно рвущий острейшими клыками человечье мясо. Летучий змий подвывал, выдыхая горячий пар, и тянулся в ту сторону, откуда шел сладкий запах свежатины. Снег щедро окрасился красным - грудное лезвие Очокочи разрубило охотника Марендю на две ровные половинки.

- Я же говорил - поохотиться пошел, - спокойно указал на него Кащей.

Глава 25

В гриднице великого князя Всеволода вновь шло роскошное пиршество. Праздник, как-никак, Покров день! С тех пор, как Пресвятая Богоматерь спасла Царьград от разорения, закрыв его чудесным покрывалом, этот день нельзя не чтить. Сама Богородица со святыми угодниками сегодня спускается на землю - посмотреть, как тут ведется хозяйство.

Вообще-то, Покров день был вчера. Да только где же это видано, чтобы великий князь такой праздник в одни сутки укладывал? Пиршественный стол по-прежнему ломился от угощения, а дорогие гости и думать не могли оставить щедрого хозяина в одиночестве. Что же, бедному Всеволоду одному страдать - яствами давиться, медами хмельными упиваться? А друзья-то у него тогда на что? Помогут, всенепременно помогут!

К тому же сегодня на пир явился совершенно особый гость, с охотой принимаемый в любом городе, любом селе, любой избе земли Русской. Вещий певец Боян, странствующий по всему свету, знающий бесчисленное множество сказов и песен, провидящий прошлое, настоящее и грядущее. Говорят, он слышал пророчества птицы Гамаюн, учился у птицы Алконост, даже встретился однажды с птицей Сирин и остался после этого вживе…

А еще поговаривают, что дедом ему приходится не кто иной, как сам Велес, старый звериный бог. Может, и правда - иначе отчего этот старец живет на свете уже лет двести, а помирать все не собирается? Хоть и седой, точно лунь, хоть и морщинистый, точно старый дуб, а только в драке и сейчас не спасует, любого гридня на кулачки вызвать может!

Воистину чудесны песни Бояна! Лягут морщинистые персты на живые струны, вздрогнут они, зазвенят, заиграют - так даже птицы в поднебесье отзовутся, подпоют вещему певцу. Течет хрустальным родником волшебная мелодия, белкой по древу струится, волком по земле несется, орлом под облаками мчится… Дивная сила в голосе бояновом, великие чары таятся в его гуслях. Всяк за честь почитает его послушать.

Но пока что Боян петь еще не начинал. Ему с ожиданием заглядывали в рот, нетерпеливо поглядывали на лежащие рядом гусли, но вещий старец не торопился порадовать народ дивной песней. Спокойно цедил сладкий мед, хитро щурился, улыбался в усы…

Известно - чем дольше ждешь чего-то, тем оно потом лакомей.

Пока что гостей развлекал лишь княжеский скоморох. Мирошка вертелся между столами юрким ужом, непрерывно балагурил, скалил зубы, строил рожи и отпускал шуточки. Особенно доставалось мудрому Всеволоду - князь уже не знал, куда деваться от надоедливого дурачка.

- Княже, а разгадай загадку! Сидит зверь на окошке - хвост, как у кошки, усы, как у кошки, лапы, как у кошки, а вовсе даже и не кошка!

- Не знаю! - сердито отмахнулся князь.

- Княже, простая загадка, подумай!

- Да отстань! - озлился Всеволод.

- Подумай, кому говорят, дурак такой! - остервенело взвизгнул скоморох, подпрыгивая и звеня бубенцами.

Князь окинул взглядом смеющиеся рожи бояр, посмотрел на улыбающегося Бояна и начал медленно сжимать кулак. Мирошка с готовностью подставил ему затылок и гаденько захихикал.

- Куда б тебя тут половчее… - начал выискивать местечко почище Всеволод. - Опять колпак в помоях извозюкал?…

- Что ты, князь, то тебе чудится! - посмотрел на него честными-пречестными глазами скоморох. - Это у тебя в глазах помои стоят, вот и видятся они везде!

- Слушай, дурило, ты ж однажды все-таки достукаешься… - устало покачал головой князь.

Мирошка оскалился, захихикал, перекувыркнулся через голову, звякнув бубенцами, схватил деревянный поднос и начал выстукивать на нем барабанную дробь.

- Кто я такой?… - сам у себя спросил скоморох. - Я - пастух Всеволод, а вон те бородатые бараны в шапках - стадо мое! Стучу на барабанке, сзываю стадо! Тега-тега-тега! Цып-цып-цып!

Среди челяди кто-то заливисто расхохотался. Взор великого князя сразу погрознел, меча молнии в чересчур смешливого холопа. Тот попытался спрятаться за спинами товарищей, но те резко подались в стороны. Вокруг бедного паренька мгновенно образовалось пустое пространство.

- Ну, значит… - сурово начал князь.

- Княже!… Княже!… - влетел в гридницу безусый отрок. - Там!… Там!…

- Пожар, что ли?! - вскочил с трона Всеволод.

- Не… там… там…

- Ворог под стенами?!

- Да нет!… Там княжич Иван воротился!… С целым возом золота!…

- Что?… - побледнел князь. - Да неужто одолели водяного?…

- Одолели, как видишь! - ответил входящий в гридницу Яромир. - Получай свою пеню, княже!

Иван, вошедший следом, сбросил с плеч тяжеленный мешок и с облегчением распрямился. От удара дубовые доски затрещали и прогнулись, а по полу раскатились десятки золотых дисков. И они продолжали сыпаться из развязавшейся горловины…

113