Князь Берендей Вячеславич, один из младших сыновей Вячеслава Владимировича, сына Владимира Мономаха, всю молодость промыкался приживалой у старших братьев. Однако ж потом сумел-таки выдвинуться, уговорил тогдашнего князя киевского дать ему собственную волость. Как раз Тиборск в тот год изгнал очередного князя - не полюбился чем-то.
Берендея туда и определили.
До того в Тиборске князья сменялись чуть не каждый год - не приживались отчего-то. А вот Берендей сумел прижиться - до самой старости просидел в Тиборске, никуда больше не переходил, никому нового владения не уступил. А помер старик - заспорили князья, кому теперь в Тиборск садиться. Спорили, спорили, а как опомнились, глядят - уж давно Глеб, старший сын Берендеев, отцовский трон занял и слезать что-то не торопится. Начали было соседи усобицу, да как-то все само потихоньку заглохло…
И то сказать - времена уж давно сменились, наставление Ярослава Мудрого много лет как устарело. Род Ярославов размножился, распался на десятки ветвей, уже не распознаешь - кто кого старше, кто кому кем доводится, кому где в какой черед княжить… Князья друг другу уже не близкие родовичи, как когда-то, а троюродные, четвероюродные, а то и вовсе один Бог знает какие братья да племянники… Сплошь споры, неурядицы - не диво, что все чаще не по старой Правде наследуют, а по закону отчины: где отец сидел - там и сын сядет.
Куда как проще.
Да и князь Глеб не из таковских, чтоб спокойно вотчину кому-то там уступить. Он молодец не из пугливых. На него тележным колесом не наедешь, совиным криком не пуганешь… И разумом князя Господь не обделил…
А вот меньшому сыну князя Берендея до Глеба далеко. Сначала отец, а потом и старшой брат попросту махнули на Ивана свет Берендеича рукой - неумен княжич, на удивление неумен. Ни к какому делу не приткнешь. Недаром же дураком прозвали. Конечно прозвище это двойной смысл имеет - при непорочных девицах его лучше не произносить, стыда не оберешься…
Однако Иван его вполне заслуживал. В обоих смыслах.
Сейчас княжич скакал по лесной тропе навстречу восходящему солнцу, время от времени шмыгал носом (ширинку он давно потерял, так что соплей в ноздрях скопилась тьма-тьмущая) и напевал песенку:
Отломилась веточка
От родного дерева,
Откатилось яблочко
От садовой яблони!
Уезжает молодец
От родимой матушки,
В ту ли чужедальнюю
Темную сторонушку…
- Хорошо поешь, душевно! - донесся из кустов сипловатый баритон.
- Благодарствую! - весело крикнул в ответ Иван. - Кто таков, добрый молодец?
- Хороший человек в беде тяжкой, - ответил неизвестный. - Сам не выберусь… Подсоби, а?… Что тебе стоит?
Иван натянул поводья, хлопнул Сивка по шее и легко спрыгнул на землю. Помочь кому-нибудь он никогда не отказывался.
Конь захрапел, настороженно косясь в сторону кустов. На губах рысака выступили хлопья пены. Иван нахмурился, перехватил узду покрепче и дернул Сивка за собой. Силушки в руках молодого богатыря хватало - несчастный коняга волей-неволей поплелся к кустам.
- Ну, где ты тут?… Ы-ы-ё!!! - отшатнулся Иван.
Ладонь невольно разжалась, Сивка высвободился, истошно заржал, встал на дыбы и бросился наутек. Иван метнулся было вдогонку, да поздно, поздно - перепуганный конь мчался что есть духу. Княжич и сам в первый момент едва не наложил в портки.
Потому что прямо за кустами сидел огромный волк.
- А кто звал?… - озадаченно огляделся по сторонам Иван, немного отойдя от первоначального испуга. - Звал же кто-то…
- Я звал, - хмуро ответил зверь.
- Е-ма!!! - выпучились глаза парня. - Волк говорящий!!!
Волк угрюмо смотрел на него, не произнося ни слова.
- Ну-у-у-у… - восхищенно цокнул языком Иван, сообразив, что прямо сейчас на него нападать не станут. - Прямо как в сказке!…
- У кого-то как в сказке, а у кого-то лапа в капкане, - сумрачно буркнул волк. - Может, все-таки поможешь?
Княжич только теперь обратил внимание, что зверь сидит в очень неудобной позе, а правая передняя лапа у него покрыта запекшейся кровью. Иван почувствовал, как по горлу проскальзывает тугой комок - он ужасно не любил смотреть на открытые раны. Воротило.
Капкан-самолов оказался очень необычным. Иван не слишком-то разбирался в охотничьих премудростях, но распознать серебро вполне мог. Кому же это пришла на ум такая причуда - сковать из серебра целый капкан?! С таким богатеем и знакомство бы завязать не худо - у него, видать, монет куры не клюют…
Однако кроме этого капкан еще и был обвязан ремешком, увитым двумя необычными растениями - голубая травка с четырьмя цветками и нечто вроде гороховой лозы с крестообразными листьями и багровым цветочком. Оба эти растения явно причиняли волчаре нешуточную боль.
А уж выглядел волчара настоящим чудищем, что и говорить! Матерый, гривастый, в холке выше обычного волка на добрый локоть, шерсть гладкая-прегладкая, словно гребнем расчесана, серая-пресерая - ни единого волоска иного цвета. Клычищи огромадные, лапы мощные, когти длинные, уши торчком, а глаза…
Человеческие глаза-то, не звериные.
- Оборотень! - ахнул Иван, догадавшись, на кого нарвался. - Волколак!
- Ну, в целом правильно, - уклончиво ответил волк. - Хотя тут есть свои нюансы…
- Чур меня, чур, чур, чур! - испуганно замахал руками княжич, не поняв последнего слова и решив, что это злое заклинание.
- А-а-а, да ты, оказывается, трус… - разочарованно фыркнул оборотень. - А я-то думал - храбрец…
- Лжу наводишь, нечисть! - обиделся Иван. - Я княжеский сын, мне бояться невместно!